Музей невинности
ОН:
Мы поднимались к этому музею по довольно узкой и крутой улице. Все время капал дождь, и у меня было ощущение какой-то затерянности среди серых мрачноватых зданий. Хотелось, чтобы эта дорога кончилась, на нее уже не хватало сил. Наконец мы дошли до угла той маленькой улочки, на которой стоит Музей Невинности. Почему-то я предполагал, что это широкое здание в один или два этажа с просторными залами, в которых могут свободно уместиться все предметы, собранные Памуком за многие годы проживания в мире его юности, в мире совершенно не похожем на тот, который мы видели сейчас вокруг. Мне представлялось, что в центре этих обширных залов будут стоять горизонтальные застекленные витрины, в которых каждый из собранных им предметов – каждая тарелка, ларец, статуэтка животного, игрушка или женское украшение – будет расположен отдельно, так, чтобы можно было рассмотреть его со всех сторон, как бы уединиться с ним, олицетворяющим давно утраченное, но еще не совсем забытое прошлое. Прошлое, в чем-то общее у нас и у автора, владельца музея. А потом медленно переходить от одного предмета к другому, растворяясь в этих впечатлениях, которые не перемешиваются друг с другом и каждое вызывает свои уникальные ассоциации.
Где-то в конце этой галереи я предполагал, в соответствии с прочитанным, увидеть застекленный холмик из окурков сигарет, сваленных в кучу, сигарет, выкуренных когда-то любимой автором героиней романа – реального романа, а не плода авторского воображения. Мне казалось, что по контрасту с собранными предметами, каждый из которых достоин отдельной ниши и в выставочной галерее, и в памяти, эти окурки должны быть небрежно смешаны, как в урне на улице, и в этой свалке любой из них, похожий на все остальные, занимает случайное место.
В реальности все оказалось совсем не так. Музей представляет собой довольно узкое и высокое, в четыре этажа, здание, и галереи овеществленных воспоминаний занимают не только длинные центральные столы (стелы) на каждом этаже, но и все стены. А предметы не располагаются каждый в своей отдельной нише, они собраны вместе по принадлежности к одним и тем же коллекционным наборам: посуда, статуэтки, как будто только что снятые с комодов в гостиных, дамские украшения. Их множество в каждой небольшой стеклянной нише, они находятся там вперемежку с небольшими фотографиями сидящих и стоящих людей, и из-за обилия этих собранных вместе на маленьком пространстве предметов сосредоточить внимание на каждом из них трудно и их подлинная индивидуальность и уникальность растворяется и утрачивается.
А вот окурки были прикреплены по отдельности к большой застекленной стене, и под каждым из них стояла дата (год, месяц и число), когда он был подобран. При этом они были, естественно, совершенно неразличимы.
Единственным предметом, занимавшим собственную нишу, во всяком случае, из всех попавшихся мне на глаза, был старый облезлый кухонный кран с раковиной и бутылкой с какой-то жидкостью, может быть для мытья посуды. Я сразу проникся к нему симпатией, как к свидетелю моего собственного детства в коммунальной квартире, где был такой же кран на кухне, с потертой позолотой и выглядевший так, что сегодня я бы ни за что не решился им воспользоваться. Но он был старый знакомый. И я подумал, что будь он тоже смешан с другой кухонной утварью, я мог бы его и не заметить, а значит, и не вспомнить свое невинное прошлое.
Чем более выделены предметы, нам запомнившиеся, тем богаче связанные с ними ассоциации, и одна единственная старая запонка или маленькая фигурка собачки может сказать нам больше, чем целая коллекция таких запонок и фигурок. Это не окурки – их не стоит сваливать в кучу.
ОНА:
Мне почему-то не верилось, что это возможно — посетить музей, в котором реальные экспонаты рассказывают вымышленную историю. Но самым нереальным был человек, похожий на Христа с картин эпохи Возрождения, который продал нам билеты. Книжный червь выполз из книжки и мы ему заплатили за вход. Шел сильный дождь и дул холодный ветер. Касса находилась снаружи. Аккуратно оторвав билетики, он милостиво впустил нас в книжку,
Мы оба читали роман «Музей невинности». Это странное повествование отталкивало меня поначалу своей психологической абсурдностью, но почему-то я не могла прекратить читать, книга затягивала, как и всякая хорошая литература, я пропускала громадные куски и возвращалась назад..
Главный герой, Кемаль, который никак не может заполучить свою возлюбленную, коллекционирует вещи, к которым прикасалась ее рука, которые она одевала, которые смотрели на нее в ее доме, пограммки, лотерейные билеты, кинофильмы, которые они смотрели вместе, фотографии родственников, карты мест, где они бывали, сигаретные окурки, выкуренные ею в его присутствии, с описанием того, в каких обстоятельствах они были выкурены.
Этими вещами забиты 3 однокомнатных этажа, а на верхнем находится жилая комната с кроватью и скамейкой, на которой якобы сидел Орхан Памук, когда Кемаль рассказывал ему историю своей жизни. Это почти не вымысел — он и вправду купил этот дом для музея, а музей придумал еще до того, как написал роман. Он даже вроде бы писал роман, живя в этом доме.
По сюжету Кемаль после гибели возлюбленной, решив остановить то время, когда она была рядом, купил дом, в котором она выросла, стал в нем жить и до конца жизни собирал вещи, которые принадлежали тому времени, в котором она жила.
Так он пытался остановить или оставить жить это время.
Но вещи, не одухотворенные присутствием человека, живой женщины, которая ими пользовалась, превращаются в какой-то потускневший набор выброшенных чужих вещей. Так что если это время и остановлено, то оно покоится на кладбище, организованном красиво — в стеклянных витринах «висят» часы, столовые приборы, словно падающие на пол, на стенах и под многими экспонатами — цитаты из романа. Есть даже жалюзи, все время открывающиеся к солнечному свету, кран с заржавленной маленькой раковиной, которыми пользовались в то время.
Музей оставляет впечатление скорее мертвого, чем живого. Все выглядит простым фетишизмом, хотя было задумано иначе.
Почему? Возможно музей не оставляет пространства для воображения, для внутреннего опыта, заполняющего бесчисленные связи между вещами, которых слишком много, так много, что нет места для измерения бесконечности. Музей омертвления времени.
Но если у автора была задача показать замкнуто-обсессивный мир этого человека, который является главным героем книги, то он, конечно, преуспел.
В каком-то интервью Памук скажет: в этом романе я — не Кемаль, я –Флобер…