Невспоминания о друге
У меня был друг. Возможно самый лучший на свете. Он испарился, исчез, — два года назад. Сначала он умер мучительной смертью, которой теперь не умирают, потом его сожгли, потому что он так хотел. Он просил развеять пепел над морем, на берегу которого он жил, и никогда его не вспоминать.
Я считаю это невыносимо диким сюжетом.
Мы жили в часе езды друг от друга всего полтора года, остальную жизнь нам пришлось провести на разных континентах. После этого мы виделись считанное количество раз.
Я часто думала, что он говорит глупости, хотя в те времена он явно был единственный человек мужского пола, который был умнее меня. Я так ему и сказала на своих проводах на историческую родину, и он от неожиданности уронил рюмку.
Короче, мы балдели друг от друга, но он меня не гипнотизировал. Между нами не было ничего романтического, но никогда никто не знал меня лучше, чем он. Однажды он приехал на такси ночью, абсолютно точно уловив отчаяние в моем голосе и тут же придумал выход . За необоснованное отчаяние, просто потерю духа, усталость и прочее он меня, пожалуй, ненавидел. Так, благодаря ему, я просто осталась тогда в живых.
На его кухне, которая была как воздушный корабль, как что-то вечное, он варил кофе и продуцировал идеи, часто дурные. Мы оба чувствовали, что море нашей жизни зашевелилось, что все раскрывается по-настоящему, и от этого кружилась голова.
Мы не занимались пустяками. Мы двигались в немного опасной колее, и я не помню периода, чтобы я так выросла над собой, как тогда. С самого знакомства я была ему ясна, как Б-жий день. Поэтому он спокойно раскусил тот способ, которым я живу: «Она даже не работала, а лениво шевелилась, озабоченная больше не целью своей деятельности, а правильностью и красотой прожитого дня»- написал он про меня. Я все это осознала в себе намного позже.
Наши души были похожи в главном — любовью и нежностью к людям свободным, дерзким, самоуглубленным. Для них нам обоим хотелось выстроить такой мир, чтоб им было хорошо. Какая ошибка….и не ошибка!
Мы оба следили за своей собственной траекторией как будто бы сверху и старались в меру своего разумения выбирать свой путь. Я видела как он, очаровываясь людьми, сознательно учится у них разным прекрасным вещам. Мне это давалось намного труднее.
Я не была смелой как он. Ему страх был неизвестен от природы. Ничего хорошего из этого не вышло.
Мы добились многого, и даже не только для себя, но и для других…себе же мы создали прекрасный период осмысленной жизни, что редко бывало в еврейском отказе.
Потом разъехались по разным странам. Я уехала первой. В это время он писал мне из России, запивая письмо красным вином.
«Я живу хорошо! Это у меня траектория такая! Я и в Индии хорошо жил и когда Канаву копал до одури. И сейчас. Это судьба!»
Там, куда я уехала, меня ждала родина, которая сразу стала ею, лишь тяжёлая работа и террор, терзающий Страну многие годы, не давали, как я вижу теперь, поднять голову и вздохнуть.»Я ОЧЕНЬ надеюсь — писал он мне уже из Калифорнии — что ты живешь страстями а не коммунальными заботами». Да конечно…но коммунальных забот мне тоже хватало.
Было время, когда я беспокоилась за него, все сразу пошло не так у него в Америке. Близкое окружение рассыпалось. Да и он не был точен, хотя его масштаб позволял многое разглядеть. Когда подводят близкие, ведь мы не рассыпаемся, правда? Лишь расход природной радости и мягкости становится более экономным.
Он мне снился. Я знала что все, что мне снится, происходит в действительности. Потом он мне звонил и я понимала, что попросту видела происходящее — нашей ночью — его американским днём. Мы ведь буквально жили в противофазе. Иногда в этих снах я видела его беспомощным, хотя я к этому не привыкла. В то время я и сама жила в горе и беспомощности — война, разочарование в человеке, которого я любила, еле теплящиеся силы.
Потом он нашел свою любовь. Поехал в Россию и привез оттуда в Калифорнию прекрасную женщину, с которой встречался за много лет до этого. Когда он рассказывал мне по телефону из Америки, как он ее искал и как нашел, я жалела только об одном — что я слушаю эту историю одна. Я никогда не забуду этот рассказ. Он пробивался через тьму, как сумасшедший. «Мы с нею разомкнули черноту и просто дышим… Друг другом, детьми, красотой. Жизнь стала очень полная ..и теплая.»
Всё — подумала я — теперь это навсегда. И настолько успокоилась, что у меня нарушилась внутренняя связь с ним. Я больше не чувствовала, что происходит.
Потом и я встретила человека, который небезосновательно пообещал, что я буду с ним счастливой. Когда я поняла, что за мной вдруг ни с того ни с сего прибыли алые паруса, я сразу позвонила ему. Я сказала ему что вот сейчас моя жизнь резко меняется. Он внимательно выслушал. Через неделю он сделал контрольный звонок. По моему голосу понял, что все правда и у меня нету временного помешательства.
Позже, когда он увидел моего мужа, он так полюбил его, что я, по-моему, то ли перестала для него существовать, то ли стала двоиться.
Поскольку я жила себе в своем хеппиэнде, я не заметила, что со стороны Америки стало подозрительно тихо.
Только потом я узнала, что он сделал что-то ужасное, из-за чего вся его жизнь сломалась, как трость. И хоть на первый взгляд кажется, что он сломал жизнь этой прекрасной женщине, он сломал ее себе.
Никто, ни она, ни его близкие, с которыми он тоже разорвал связь, не понял, почему это произошло. Сейчас я пробую себе это объяснить какой-то катастрофой, которая произошла в его мозгу от приема лекарств, которые незадолго до того ему назначили в результате сердечных проблем..
Инсульт, даже малозаметный, в правую часть мозга, делает человека просто другим — жестоким и подозрительным.
Он скоро появился у нас в доме, но в другом обличье. Очень жестком. Противоположном себе.
Потом он бросил работу в Силиконовой долине как бессмысленную для себя и вернулся в Россию. Чтобы жить, не работая — на пенсию, которой в России хватало. Были еще живы друзья его юности. Он купил квартиру в Москве, а я ехидно его спрашивала, не собирается ли он опять бороться за выезд.
Там его, человека, просто состоявшего из свободы, очень быстро затошнило. Друзья его тоже чувствовали себя лишними на этом свете.
Квартиру, подорожавшую вчетверо, он продал, и переехал на Украину, где политический режим по его словам был как хлюпающее болотце..
Он купил дом в Чернобыле Крыму и опять нашел женщину которая его полюбила. Это ему всегда было легко.
А потом Россия пришла к нему в Крым. Капкан захлопнулся. Он даже свои американские деньги не мог туда получать. И случился еще микроинсульт.
«Тебе надо уматывать хоть куда — на Украину или лучше в Израиль» — сказала я ему. Ты там не выживешь. Каждый вздох будет для тебя ядом.
Но у него не было сил. Он же должен был все сам. А он не мог. Ну и медицина там понятно какая. Он стал какой то квадратный. Все мои усилия что-то устроить посылались понятно куда. Возможно, он задумал закончить этот балаган. Потому что, сломав бедро не пошел его лечить. И еще я чувствовала, что он себя ненавидит.
Дней за десять до того, как его не стало, он позвонил по скайпу. «Ребята»- сказал он. — Наступает полная херня. Я все таки должен был это вам сообщить.