Поезд долины

В выходной, робко проснувшись к жизни, пробиваясь к ней, например, через запах свежих булочек в  исполненном мутной суеты  автобусе, мы прибываем к поезду.

Нам предстоят две пересадки, но ведь давно известно, что самое главное в нашей жизни случается в перерывах всего.  Очереди, пробки, ожидания поездов и самолетов для нас — родная стихия.

Поезд едет через мою страну. Сначала его сопровождают не очень грозные облака, но ближе к северу небо чернеет. Мы едем вдоль моря, оно штормит и бьется прямо в мою диафрагму. На пересадке в Хайфе дождь и ветер врываются во все мое существо. Я волнуюсь. Тогда, почти тридцать лет назад мы были сентиментальны. Галилейские горы в вечной дымке были  для нас не местом жизни, но сбывшейся мечтой, которая казалась недосягаемой  — несмотря на то, что мы тут жили. Смотреть на них из окна поезда мне еще не приходилось.

Хайфа наклоняется  серой горой и поезд поворачивает на восток. Эта дорога снова была открыта всего два месяца назад. Последние поезда  на восток шли из Хайфы в Дамаск до 1948 года — до момента, когда в войну за Независимость мосты в Иорданию были взорваны. И вот опять поезд  идет через Изреэльскую долину, что отделяет горы Шомрона от Галилейских гор.

Небо светлеет, взору предстают дивные зеленые дали и горы вдали. Такие, которые есть только здесь.  Для меня это не движение в пространстве. Я плыву через слои знаний и чувств, и это происходит почти всегда,  когда я еду через свою страну. Поезд Долины  едет на восток. На нем мы  выехали на свет — к чистому небу и зеленым просторам.

Люди входят и выходят. У каждого города свое лицо и это лицо определенного человека. Этот человек не может жить в другом месте, уж поверьте мне.

Платформа бейт-шеанского поезда — это терраса, выходящая на водоем. Утром, по рассказам, здесь сидела большая стая пеликанов. Вид, открывающийся с платформы, поразителен и масштабен.

Центр Бейт-Шеана, куда нас привозит шикарный автобус последней модели —  заброшенная планета — белесое архитектурное отчаянье, стены без окон, нагромождение кондиционеров, разруха, площади как будто  нарисованы на замызганном полотне, городской пейзаж  двухмерен и туп. Ранне-сионисткая постройка уступает любому бедуинскому шатру в уюте. Сомнительно, что красивая станция и автобусы последних моделей могут изменить этот пейзаж.

Дорога обратно длится уже  в темноте. С платформы Афулы видна огромная стоянка,  желтыми и красными огнями змеятся дороги.

В Хайфе мы садимся в поезд, наполненный чемоданами — люди едут в аэропорт. Пока во мне оседает, как снег, вихрь чувств, в темноте движутся люди, попадая в оранжевые полосы света. Ночь раскладывает все по местам, по кроватям, по полкам…