РАССКАЗЫВАТЬ О ТЕБЕ, ВОВКА

Когда я пишу про раскладушку под акациями, осеняющими тенью весь наш дачный участок, мой дядя Вовка говорит: «Это ты пишешь обо мне».

Когда я пишу о бабушке, которая ждет нас вечером с моря под лампой, вокруг которой как бешеные мечутся мотыльки, это, конечно, тоже о тебе, Вовка.

Про то как однажды мы взяли лодку и ты громко пел, ибо на суше тебе бы сказали — замолчи и не пой без слуха, оттого прозрачная зеленая вода, в которую я прыгала с лодки мне была ну просто как дом.

И про то, как ты научил меня делать стойку в воде и я ныряла и никак не могла остановиться.

И про то, как вся Одесса была для тебя большая дача, поэтому ты ехал на трамвае на Привоз в драных трениках и я что-то не помню, чтоб на тебе была майка.Ты являлся с большими сумками часам к десяти а потом мы завтракали молодой картошкой, золотой рыбкой — свежекопченной скумбрией с Привоза и салатом с «яблочными» помидорами.

Вечерний заход на море, когда мы возвращались в темноте, это тоже о тебе, Вовка. Народу в воде было мало и ты радостно заплывал за буйки стилем баттерфляй. Это зрелище я не забуду, потому что однажды ты вернулся и заявил, что у меня глаза цвета морской воды у берега , где, как известно, много мочи.

Нам не нужен был смысл жизни — собирать персики и вишни, вешать белье, подметать, таскать ведрами воду в самодельный душ чтоб вода грелась на солнце, сесть на эту раскладушку и резаться в дурака, прислушиваться, как дядя Яша с соседнего участка сквозь вой глушилок ловит «Голос Америки» — это все и был смысл.

Когда я вспоминаю про это, мне кажется что моя жизнь давно сорвалась с резьбы.

Да нет же, в ней все правильно, и есть нахес от детей и внуков, и мир расширился, и теперь я знаю о нем столько, что мне почти хватает, да только…все во мне становится на место только там где есть ты.

Поэтому я буду все время писать о тебе, Вовка.