ПОПЫТКА ОБРЕТЕНИЯ РОДИНЫ
У меня скоро — 33 года с момента приземления в аэропорту Лод. Это тот самый милый аэропорт, в котором встречающие стояли за решетчатыми воротами и махали букетами цветов.
Сравнительно еще недавно один наш знакомый, тогда будущий новый репатриант, для которого слово «патриотизм» обросло всякой чешуей вперемешку с колючей проволокой, был потрясен тем энтузиазмом, с которым я, немолодая уже тетка, реагировала на пролет над морем израильских истребителей в День Независимости Израиля. Я открыла ему, что когда они пролетают надо мной, я мысленно показываю неприличное движение всему миру, мечтающему, чтобы нас, евреев, наконец-то не стало. Его, кстати, (помимо путинского режима), это даже вдохновило на репатриацию — в страну незамутнённой любви, где граждане еще могут испытывать такие чувства.
В 1988 году я приехала в страну, которая не унижалась до бесед с теми, кто хочет нас уничтожить. С террористами не ведут переговоров — это было запрещено законом.Мы платили за это сполна, страна, что называется, выглядела бледно. Я помню улицу Каплан в Тель-Авиве, по которой я шла на обязательную беседу в здании минобороны с сотрудником Шабака. Унылый и обшарпанный бесконечный забор, бетонные здания, развалившиеся дома — ровно там, где сейчас находится утопически-прекрасный район Сарона… Шабакника я спросила, а где же его компьютер и почему он пишет ручкой — и он разозлился.
В те годы, покупая стиралку на последние гроши ты вполне мог оказаться и без стиралки и без денег. Система гарантов при выдаче квартирных ссуд выглядела по-людоедски и каждый, кто подписывал гарантию, был камикадзе. Переезд с квартиры на квартиру стоил две средние зарплаты. Разговоры по телефону с заграницей разоряли вчистую. Покупая квартиру, я просыпалась ночью в холодном поту, потому что колебания курса доллара могли стоить несколько тысяч шекелей, которых у меня не было. Местное телевидение отстало даже от советского на века. Но каждый день, слушая гимн, заканчивающий передачи двух каналов, я плакала. И в 7 часов утра, прибывая в развозке на свой завод, я думала, что пусть так и будет до конца жизни, зато я вывезла детей из антисемитской и тоталитарной страны и они теперь будут жить там, где их жизнь может быть полной — без оглядки «на инвалидность по 5 пункту».
Подписание Норвежских Соглашений с нашими убийцами казалось многим началом конца Израиля с точки зрения безопасности, но хуже было, что из героической страны, которая платит бедностью за четкие нравственные законы, по которым живет, Израиль превратился просто в обычную страну Третьего мира. Я помню, что поездки по стране вызывали у меня тоску, презрение, вперемешку с досадой на местный социализм и дурновкусие. Но самое ужасное было то, что жизнь еврея стремительно подешевела – жертв было столько, что в конце концов родственникам жертв террора незатейливо дали понять, что это только их личное горе и дело.
Вот это и был водораздел. На этом все кончилось. МЫ ПРИВЫКЛИ.
Я до сих пор не понимаю, как после всех гешефтов наших правителей, включая ОТКЛЮЧКУ 2005 года страна еще жива физически. Но народ подумал, когда пришел Биби, (который не мог исправить неисправимое, и у которого также никогда не было коалиции чтобы что-то кардинально менять) – но зато будем жить лучше. Комфорт и сытость сглаживают ощущение бессмысленности и ощущение опасности тоже. Ну и поездки заграницу, ставшие доступными почти всем.
Мы не оправились от травмы Осло. Мы привыкли что определенное количество жертв ведет за собой определенное количество бомбардировок. Сам факт обстрела наших территорий и еврейских погромов внутри страны уже давно никого не смущает.
(Я сейчас представляю как это было бы воспринято в начале 90-х.)
Ну ладно. Мы мощное государство. Именно поэтому только у нас можно говорить «сдержанность — это сила». И убивать евреев безнаказанно. Я вот представляю, что когда я приехала, кто-то открыл рот на того, кто сукку во дворе поставил. Или сбил ее машиной. Или требовал удаления синагог из своего района. Это теперь рутина.
Ну и вишенка на торте — выслушивать от далекой от еврейства мадам, прибывшей по закону о так называемом возвращении, что евреев отправляли в печи по закону, а те кто спасся ничему не научились. Мы научились. Построили развитое государство и привезли сюда ее.
У них «свое мнение» о политике Гитлера, сообразуясь со свободой слова.
И вот все предыдущее меркнет по сравнению с этим фактом. Потому что эти люди УЖЕ определяют наше будущее.
Так что видимо попытка обретения национального дома и жизни в гармонии с собой опять стоит под вопросом.
33 года. А вопросов все больше.
ЕДИНСТВЕННОЕ ЧТО… Все 33 года быть погруженным в этот цветной, солнечный, вибрирующий и чокнутый мир, созданный нашей мечтой -это счастье. Любому человеку в жизни надо ПРЕБЫТЬ — столько, сколько вообще дано жизни. И это чувство меня никогда не покинет.