На Эльбе цветет черемуха

На Эльбе цветет черемуха. Впасть бы в беспечность Но я здесь потому что мой любимый человек, мой дядя Вовка, доживает последние дни.
Медсестра в больнице — не в силах объяснить мне это по немецки, (на котором я знаю только слово «нихт»), осенила себя крестом.

Многие вещи сделаны здесь с некоторым налетом садизма. Например двери., готовые тебя убить. Но я это замечаю потому, что скорбной душе еврея вообще тяжело в Германии.

Евреев здесь хоронят на новом еврейском кладбище Дрездена вроде по всем правилам. Подробности предстоит узнать.
А пока что…
Смешно думать о наступающем сиротстве в мои-то годы. Но это оно.
Два человека, уходящие один за другим, уносят с собой тот самый почти утробный уют, в котором жила моя душа когда они существовали в этом мире. Мой муж и мой дядя.

И уже настигает опасная штука, чреватая не воспоминаниями о прошедшем счастье, а о подробностях ухода, где человек, построивший некий мир, больше в нем не находится, но все при этом напоминает о том, как он его сотворял.
И это вдруг начинает звучать внутри, как вторая часть седьмой симфонии Бетховена. То есть — убивает наповал.

Больше всего на свете мне хочется вернуться в свой позорный Израиль.
Я потихоньку вообще перестаю понимать, что нас ждёт в этом самозабвении взаимной ненависти и страхе не угодить антисемитскому миру.

Но нежные руки моих цыплят, моих веселых внуков , для которых именно я и никто другой, должна быть залогом безмятежности, возможно со временем дадут мне спокойно спать по ночам