Огромная круглая площадь а над нею чёрные облака.
Вдали светят витрины и видно неслышное движение множества тёмных фигур.
Проходит знаменитый артист с зонтиком. Он притворяется неживым, чтоб его не узнали. Под ухом за изгородью громко возятся собаки, их престранные хозяева застыли, сидя на чем попало.
Моя маленькая улыбчивая девочка в который раз преодолевает маленькую травяную горку.
Оранжевое солнце вдруг вспыхивает по всему периметру в последних этажах.
Легко чувствовать свободу в мире, где нет свободы.
Свобода в несвободе эротична, можно спрятаться от всех в интимный мир, где у тебя есть секрет: некая избушка на опушке, в которой тебя встречают иные глаза, понимающие тоже самое. Вокруг пасмурно и темно, а в избушке — настольная лампа и крепкий чай и черный хлеб с яблочным повидлом, избушка стоит недалеко от гигантского оврага, на дне которого течет речка. Я появляюсь там после работы не каждый день, но там меня всегда ждут.
Когда долго идешь по дороге, возникает ритм. Ритм шагов. Сиртаки. Сиртаки завораживает, приводит в порядок. Сиртаки на берегу синего моря. Люди, забывшие кто они, медленно двигаются в такт музыке. Море мирно плещет у ног. Небеса светлы, все движется к закату, к просветлению перед угасанием. Небеса светлы, ничто не нарушает покоя. Мерно плещутся волны, но их не слышно — только мерная музыка. Потом темнеет, но и тогда мерно плещет море. У моря темно, можно тихо двигаться на дачу, там бабушка уже приготовила чай и творог с вареньем, но главное — она сидит там сама и лампочка горит над столом и вокруг нее как бешеные мечутся мотыльки, она меня ждет, то есть она ждет всех нас, вернувшихся с моря, и Вовку и Муню и Марика, и девочку Иру. Мы возвращаемся через темноту аллейки и не боимся собак. Ночью в траве сидят насекомые и немножко боязно ходить в густой траве, но там у кухни стоит стол, над ним лампа и у лампы в раскладном кресле сидит бабушка. И в этом весь смысл.
19 декабря, 2014
Сейчас, когда на дне моей души все ещё плещется и блестит венецианская вода создавая ритм, в котором жизнь приносит счастье, я придумываю, как переполнить себя этими отблесками и покачиванием и воздухом и солнцем так, чтобы больше ничего не поместилось.
В этот день
все свободно текло —
автобусы
мысли
дела
и только интернет зудел как всегда,
как будто его кто обидел
И когда на остановке
появились наши печальные тени
Все началось, зазвучало:
Сначала голые ветки
сыграли несколько фортепьянных пассажей
Потом, как водится, вступили скрипки чередой цветочных ароматов
Затем бухнули литавры — тяжело плюхнулась туша кота,
Потом запах восточных приправ принес плотскую плоскость
Но мир, горящий закатным светом, свел все инструменты вровень
И наступила темнота. И стало ясно,
что ничего нет, кроме музыки
