Посещение Дома
Я вижу его изображение как бы на поверхности прозрачного воздушного шара. Оно выдувается из той же трубки, из которой выдули мою жизнь.
Мне легко считать его Домом, потому что в реальности он похож на дом, который рисуют дети, только двухэтажный. Все пропорции сохранены: дверь посередине, крылечко с крышей домиком. И если дорисовать, то все бы так и было — деревянная лестница, коричневый крашеный пол, на этих широкиx ступенях мы с сестрой сидели с куклами. Над крыльцом полукруглое окно, оно делает подъезд сказочным от зеленого цвета со двора. Три звонка в квартиру на втором этаже — и ты за дверью. Там коридор и три комнаты, в каждой из которой — одна семья. Все три семьи тоже — одна семья.
И вот… Я ТУТ СТОЮ. И та, которая подглядывает сейчас из окна, никогда не поймет, что я здесь потеряла. Правда я не потеряла, а нашла, но может быть она и этого не поймет.
Вода в ванне была голубая. Раз в неделю я сидела в голубой воде, сочиняя про великана и про человечка, плавающего на резиновой губке, которым был мой палец. Он заплывал в пещеры, продирался сквозь утесы, образуемые моими согнутыми коленями и полностью зависел от моей воли — ведь я могла устроить шторм.
В кухне на подоконнике за занавесками в половину окна стоит банка, в ней растет гриб, закрытый марлей. Угол над газовой колонкой — это уютный театр теней. Под ней плита, над которой бабушка держит пробирку с реактивом — проверяет сахар. Я вижу в оранжевом свете закатного солнца, просвечивающем в коридор, движущиеся тени бабушки и тети Нюры. Я люблю стоять в коридоре, смотреть на этот свет и подслушивать, что творится на кухне.
В кухне мы корпели над борщом, вытаскивая из него невкусную капусту. Там начинался праздник кучерявого пирога со сливовым повидлом. Эти ромбики тетя Нюра раздавала всем, и больше всех доставалось мне. Я была ее любимицей и спала на ее кровати, когда к нам приезжали гости.
Бабушкина комната была бездонным миром, глубоким и прекрасным, созданным ею впервые за ее суровую и трудовую жизнь, которую она вела с полным внутренним и королевским спокойствием. Во всяком случае нам так казалось. В этой комнате стоял рояль, на рояле — телевизор. Бабушка, облоктившись о рояль, плакала на похоронах Кеннеди, жалея его красивую вдову.
Под роялем появлялось эмалированное ведро с пирожками и медовым пирогом, осенью — ведро с красными яблоками. Из южного окна она на ниточке спускала нам во двор «Красную Шапочку», или двойную ягодку черешни.
Совсем недавно мне снились жители этой комнаты, в которой я заснула, когда их не было, и, проснувшись прочла им прекрасные, только сочиненные стихи об этом месте — и они подняли меня на смех.
Вот и получается, что мир, состоящий из снов, реален в самом невинном значении этого слова. Он жив и функционирует, это просто дом, в котором живут. Он сделан из крепкого камня и вовсе не приснился. (Заруби себе на носу).
Прошла масса лет, явился Интернет, все кругом изменилось. Не изменились лишь привычка здешних обитателей сажать в теплице во дворе несколько помидорных кустов. Они те же и я, прошедшая через сто миров, та же.
Я приехала сюда из тридевятого царства. Я живу вообще-то за тридевять земель.
Но я создана из этого летучего бытия, и пока я жива, оно бессмертно.. Вот сейчас воздушный шарик улетит, а дом останется. Останется снежный лес, а летом он станет светлозеленым.